AFX.RU

 “Вторичное” или “следственное” вымирание, вызванное исчезновением этих комплексов мегафауны, не было ограничено только животными столь же прямо зависящих от них, как, скажем желтоклювые воловьи скворцы (волоклюи) или клещи Dermacentor. Норман Оуэн-Смит, преподаватель экологии Африки на зоологическом факультете Университета Вита, утверждает, что целый веер мелких видов, далеко выходящий за рамки паразитов или симбионтов, обязан своим существованием крупным растительноядным, таким как слоны и носороги. Эти крупные травоядные являются, таким образом, “краеугольными” видами в том смысле, что точно также, как арка разрушается если выбить ее краеугольный камень, их исчезновение может повлечь за собой каскад вторичных вымираний:

Современные африканские слоны валят, ломают или вырывают с корнем деревья, изменяя облик растительности и, как следствие, условия обитания других животных. Деревья, убитые слонами, замещаются кустарниками или травами, которые предоставляют листву, более доступную для растительноядных животных меньшего размера. Листья быстро растущих деревянистых растений не так сильно химически защищены, как листья медленно растущих деревьев, которые эти растения замещают. Индексы оборота питательных веществ тоже ускоряются. Давление на пастбища со стороны белых носорогов и бегемотов превращает луга с травами средней высоты в мозаику участков с высокой и низкой травой. Низкие, стелющиеся травы в целом менее волокнисты и более питательны, чем высокие травянистые растения. В результате таких изменений в растительном покрове, качество пищи более мелких и более разборчивых травоядных улучшается.

{module Баннер2}

Оуэн-Смит (который верит, что американская мегафауна была истреблена в результате охот человека) утверждает, что людям, таким образом, не нужно было уничтожать всех до последнего кондоров, всех верблюдов и всех пекари. Устранение ключевых растительноядных животных, таких как наземные ленивцы, гомпотерии, мастодонты и мамонты, могло быть достаточным, чтобы вызвать экологическую деградацию, вышедшую далеко за пределы потери самих краеугольных видов.

Подобно крупным растительноядным видам, о которых говорит Оуэн-Смит, крупные хищники тоже могут занимать ключевые позиции в экосистеме. Эдвард Уилсон объясняет, что, например, когда ягуары и пумы исчезли с острова Барро Колорадо в Панаме, их основные жертвы, еноты-коати и крупные грызуны агути и пака, пережили колоссальный демографический взрыв. Поскольку коати, пака и агути питаются крупными семенами, падающими из-под полога дождевого леса, они быстро снизили репродуктивные возможности деревьев, дающих эти крупные семена:

Другие виды деревьев, чьи семена слишком мелки, чтобы заинтересовать этих животных, выиграли из-за ослабления конкуренции. Их семена прорастали, а всходы великолепно развивались, и большее число молодых деревьев достигло полной высоты и репродуктивных размеров. Спустя годы состав лесов изменился в их пользу. Кажется совершенно естественным, что виды, специализированные на питании семенами этих деревьев, также процветали, количество хищников, нападавших на этих животных, выросло, распространились грибы и бактерии, которые паразитируют на деревьях с такими семенами, плотность популяций микроскопических животных, питающихся этими грибами и бактериями, увеличилась, хищники, поедающие этих созданий стали многочисленнее, и так далее вдоль пищевой цепи по мере того, как экосистема отражала исчезновение краеугольных видов, переходя с одного уровня на другой.

Следовательно, мы не можем предположить, что вторичные эффекты исчезновения хищников, подобных сумчатому “льву”, имели для биосферы Австралии лишь самые незначительные последствия.

Это правда, что устранение ключевого вида часто благоприятствует некоторым членам сообщества, из которого его удалили. Так, сообщается, что исчезновение с Барро Колорадо крупных кошек привело к резкому росту популяции оцелота после того, как вместе с количеством мелкосемянных деревьев возросла численность крыс и мышей. Однако, если посмотреть на ситуацию в целом, биосообщество, окружавшее ключевой вид, с неизбежностью обеднело после его исчезновения. Мы знаем, по меньшей мере, о двух видах птиц, которые вымерли на Барро Колорадо после исчезновения там крупных кошек и очень вероятно, что за ними последовало и множество более мелких организмов. Вследствие этого, мы можем задать себе вопрос: каков же был эффект вымирания гигантских растительноядных зверей Америки на громадные биологические сообщества, которые сформировались в южноамериканских дождевых лесах? Подобно слонам и буйволам, которые еще населяют густые джунгли Западной Африки и Южной Азии, мастодонты, гомпотерии и наземные ленивцы, вероятно, протаптывали “дороги”, выкапывали купальные ямы и очищали от леса участки земли на всем протяжении бассейна Амазонки, поддерживая, возможно, более разнообразную мозаику растительных сообществ, чем та, которую мы видим в этих местах сегодня. Южноамериканские дождевые леса все еще демонстрируют просто поразительное разнообразие жизни, но кажется очень и очень вероятным, что это разнообразие было до какой-то неизвестной степени большим, когда гигантские травоядные были одной из его опор.

Вымирание мегафауны, которое последовало за распространением по нашей планете человека “полностью современного типа”, достигло максимума в Австралии где-то между 35 и 10 тысячами, в Евразии между 15 и 12 тысячами и в Америке около 11 тысяч лет назад.

Фауна, включавшая карликовую вариацию так называемого “гигантского оленя” Megaloceros, несколько карликовых видов слонов, карликового бегемота, гигантскую соню, гигантских орлов, гигантских черепах и “козью антилопу” Майорки, сохранялась на крупных островах Средиземного моря примерно до 8 тысяч лет назад. Карликовые формы наземных ленивцев, эндемичные обезьяны, грызуны размером с медведя и длинноногие бегающие совы, чьи размеры Джаред Даймонд оценивает как “нормальные, гигантские, колоссальные и титанические”, исчезли с островов Карибского моря около 7 тысяч лет назад.